В результате наводнения, которое не так давно посетило мой дом, был вынесен лишь один приговор, несмотря на то, что виновные не были найдены. Слова заседали в тот день очень долго, хотя и пришли не во время, но никто не осмелился выгнать их. И вот еще, везде на улицах, а так же ближайших поворотах, где обычно продают “самые важные вещи” ходят слухи о том, что не было никакого наводнения и что некоторые просто пытаются спасти самих себя от неизвестно чего. В газетах иная версия происходит ежеминутно и по последним данным читатели верят в то, что цунами стало причиной всей катастрофы. Простите, цунами? (я люблю это слово), а что еще?
Мне нравятся слова, которые можно повторять бесчисленное количество раз и не переставать удивляться тому, как они прекрасны. Но почему то все слова так или иначе становятся звуком, смысл которого ты пытаешься вспомнить. И здесь уже новые вопрос: кто опьяневший? Ты, который ни с того ни с сего повторяешь одно и то же или они, что предательски пытаются запутать твою голову.
Слова можно употреблять в разных смыслах, наверное, абсолютно все. Исходя из этого, дошло до того, что страшные слова вроде “убить” становятся хорошими, если придать им иное значение. Сегодня я убил свою лень, и мне стало легче жить. На этом моменте “убил” уже не воспринимается как что плохое, напротив иными слова – победа в чем то над самим собой.
К чему я веду, делаю вывод или в общем – слова – предатели, вот и все.

Моя просьба о ненависти заключается в том, что после ее выполнения, я имею полное право отрицать, а затем в приступе панике кричать “за что?”.
Мне нужно успокоится и всего лишь воспользоваться еще одним шансом на то, что меня поймут/простят/или что-то еще. Выстрел на выживание, самозащита, прежде всего. В эти грядущие дни своей неудачи я праздную очередную победу над чем то, что важнее всего, а если подумать логично, то не имеет смысла. Итак, я знаю, что счастье возможно лишь тогда, когда ничто тебе не мешает, в том числе печаль, которую ты подцепил черт знает где. Но те грядущие дни в прошлом и в них я оставался в пустом доме, в пустой комнате, в пустой кровати пустым. И ничто на тот момент, казалось мне, не имеет смысла. Если бы киллер тогда был рядом со мной, то клянусь, он бы просто сошел с ума от моей унылости, ему бы не хватило сил убить того, кто уже мертв, поэтому он бы просто просидел возле меня несколько часов, а затем спокойно ушел. Но спокойствие его не было долгим, и всю дорогу обратно домой на такси он думал о том, что не так с его жизнью. Вывод можно делать на чужих ошибках, особенно если хорошо с ними ознакомлен, но когда ты далек, то даже не пытайся – это равно тому, чтобы исполнить чужую мечту всей жизни вместо кого-то. Вроде бы дело сделано, а ты все равно не при чем. Я говорю сейчас как какой то офисный работник, который сутками делает одно и тоже, а затем по пятницах пьет и смотрит футбол, слушая истории о том, как заболела жена его коллеги и тому приходится сидеть с детьми дома. И вот это беспокоит меня больше всего. К черту.

Я ненавижу многие вещи, которые задевают мой разум, и я так часто размышляю над ними, позволяю им стать частью того, что входит в мою жизнь. Это страшно, когда ненависть становятся твоим ежедневным спутником, и ты вынужден проводить с ней время, чтобы она как то успокоилось. А она только растет с каждым днем, и ты не можешь воспитать свои чувства, ты можешь только скормить их ненависти, но она все равно остается голодной.

Ладно, меня учили говорить о том, что я ненавижу, позвольте:
Я ненавижу то, что я почти ничего не чувствую
Я ненавижу то, что я разрываюсь на части/разрываю людей/смотрю на то, как они разрывают себя
Я ненавижу жалость
Я ненавижу признавать свою слабость
Я ненавижу ваши ценности в грязи
Я ненавижу все горечи мира

И знаете, что? Мне не легче.

Возможно единственное, что я сейчас люблю – это то цунами или наводнение, которому пришлось придти ко мне. И пусть свидетели читают свои уродливые молитвы о том, что так быть не должно. Каждый может уйти под воду. Вода – это основание мира, а затем все заполнилось землей. Я отделяюсь/я отдаляюсь.

ты не можешь спать, пока происходит распад мира.

Мы убегаем без осознания реальности; мы говорим о том, что устали, не сказав ничего. Я устаю от описаний чужих дней и того, что мне приходится быть тем, кто на вопросы отвечает так, словно не слышит. Никогда не случится того, что было в твоих планах и задумки не поставят; не придется отставать и вновь идти, расспрашивая каждого дорогу. Эти ночи прошли слишком спокойно и не потому, что оставленные фары показывали сторонние тени без опасений за наше спокойствие. Слишком много пути уже пройдено и те надписи, что мы проезжаем на огромной скорости - никогда не восстановятся в памяти; забытые мили ушли. В течении нескольких секунд я смотрю на оставленные полосы, что взошли в свое время в небо. Кто то отдает свою жизнь за кого то напрасно, а кто-то борется, зная, что ему не спастись. Я не мечтал быть героем и знаю, что, такие, как я ими не становятся. Но выпадает шанс да находят случайности, а затем перемены приходят сами. Все повторяется, как и тогда я снова пугаю сам себя и обещаю, что это в последний раз решение становится фатальностью. В моих интересах всегда было собирать всякий мусор и думать, что однажды он станет самым ценным в моей жизни, но при каждом уходе из дома я забираю его с собой, чтобы выбросить. Я думаю, что спустя время сам стал тем мусором и все что остается – выбросить себя на очередную свалку города. ”Не желаю причинять себе боль, но не в том состоянии, чтобы остановится”. По утрам успокоительное решает все, даже вопрос о том - стоит ли, тебе вообще проснутся. Многое пропущено сном. Поэтому мои остановки в одной комнате на пару часов могут затянуться. У меня по прежнему есть мечты, в которых я с тобой напиваюсь в ванной холодной воды. Напиться так, что покончить с этим, а затем целовать зеркала в поисках собственных отражений. “Не пытайся избавиться от того, к чему хочешь вернуться”. В моем сердце разрывались снаряды и прекращали жить последние поселения цивилизации возникших чувств. “Я просто боюсь”. Просыпаясь, я бегу с этой комнаты и падаю, спрашиваю всех, кого могу о том, где я нахожусь. Люди смотрят на меня, смотрят, так как дети на монстров из ночных кошмаров. Это самая длинная выдержка, начиная с постановки эксперимента над собой. Сорваться значит уже не восстановить. Глаза закрываются, и я снова сплю. Вскоре что то заменяется; замена постоянно происходит как этап жизни, о котором никто не догадывается.

Возвращаясь назад.

Я проснулся сегодня утром с холодными глазами и внезапно вспомнил, что еще живой. Затем пронзившая боль горло оказалась очередным контрактом, который следует беречь. Мой каждый крик теперь оплачивается дважды, мой тихий голос недопустим. Как оказалось контракт подписан на неспособность быть тем, кем я являюсь сегодня, завтра и вчера. Но мне сказали, что неспособность произносится иначе, о ней не сильно говорят или пытаются молчать, когда вопрос поставлен. Неспособность значит красота – мне объяснили уже иное значения чужие слова и утвердили, что не может быть иначе, так было всегда.

Возможности сказать, что я скучаю – нет, и я пытаюсь всячески ее исключить из наших редких разговоров. Не помню, какое точно было время: ночь-утро-вечер-ден­ь, когда последний раз я был доволен тем, что есть. И я являюсь человеком, который слишком много сделал в слишком малом деле. У меня есть незаслуженные медали/грамоты/поче­ты, но я так и не научился носить их правильно.

Зима где то глубже, чем казалось в начале, зима становится чем то, что может ранить и забыть об этом в ту же минуту. В этом году мы встретили ее внутри сначала, а затем ждали, когда глаза смогут соблюдать снаружи.
Во мне замерзшая вода не движется, и я могу сказать, что все падение были начаты с конца против меня. Ничто не повторяется, но то, что ближе будет казаться вечным дежавю среди обычного беспамятного дня.

Пустота будет заражать мою кровь, а затем медленно распространится на пальцы, как обморожение, что сможет превратить меня в лед.

Если бы я слышал ложь в словах, которые ты так часто говорил мне и замолкал всякий раз, как только я просил дать мне секунду на то, чтобы запомнить их надолго; если бы я видел твои взгляды, что останавливались на моей коже как шрамы, но еще не провозглашали свое грядущее горе – я могу поклясться себе, что остановил бы тебя и больше не говорил твое имя вслух с таким восхищением, как прежде. Нет, я бы никогда не смог держать за руку человека, который способен пройти путь от союзника к врагу, а затем сбросить меня с обрыва с громкими словами о том, как он сожалеет. Но я смог и та клятва до сих пор стоит в моем горле, сдавливая его каждый раз, когда я хочу произнести хотя бы одно слово.

я не знаю страха, действительного страха, который помешал бы мне жить.
все страхи, что были у меня когда либо никогда не сравнятся с тем, которого нет.
это не конкурс соревнований, где главным призом выступает победа над самим собой.
но мне до сих пор неизвестно то, что случается, когда кто то перестает боятся.
и я не знаю, что хуже: упасть и сразу же потерять себя или не падать вообще.

вы пришли сюда по своей инициативе,
а теперь отчаянно ищите выход.
восход жаждет море и наоборот,
утопленники уходят на дно планеты,
а я до сих пор между волн в ожидании чуда.

Я ожидаю приближение луны; полной луны, что вскоре превратится в пыль и станет твоим воздухом. Иными словами – я пытаюсь говорить, как ты в твоих просьбах остановить мои попытки на спасение. Впрочем, чего можно ожидать от человека, который когда то сказал мне “луна ближе к солнцу, чем я к тебе”.
Я ждал трагедию, которая должна придти ко мне как дар.

В начале этой ночи или середине утра я чувствую, что наконец то позволяю себе сделать вынужденную остановку и задуматься над тем, кто подобно мне продолжает превращать свои кости в остатки совести. На мне остались глубокие следы; вмятины на коже; шрамы на сердце. Мне снилось то, о чем я давно возможно уже не думаю или запрещаю себе думать. Все было так просто.

Все это меняется быстро, слишком быстро, я не успеваю замечать, как оказался здесь сегодня или завтра там. Мы проживаем быстро свою жизнь; с огромной скоростью мы проезжаем наше путешествие. И вот сегодня мы достигли практически последней точки; окончания всему. Мы хотим спать под звездами и желать им скорой смерти. Мы хотим слушать свои любимые песни, даже если они имеют плохой звук и давно устарели. Моя сломанная радиостанция передавала плохие вести, и мне хотелось прекратить употреблять их в восприятие. Хотелось спеть о той жизни, которой я живу, ведь мне сказали, что музыка без слов подобна человеку без мыслей. И я верю в это, верю во множество вещей, которые возможно лгут. Сильное желание заставляет верить и добиваться правды для себя.

Пожалуйста, пожалуйста, прекрати существовать в моей голове, снова и снова, а затем я говорю вам, что мне слишком больно отдавать свободное-пустое-ни­кем-не-занятое место. “Мы забыли о том, что можем говорить на языке жестов. Но я не заставляю тебя вспоминать об этом. Мы забыли о том, что слова не имеют значения. Мы можем говорить на языке чувств”.

Не контролируемо словно вода; может пойти в любую сторону; найти кого угодно; и свергнуть с трона, тех, кого больше не ждут. Это называется порыв. Ты можешь добиться собственной трагедии или успеха. Выбор с тобой, он за тобой и над тобой, внутри тебя, снаружи. Не обязательно жить провалом одного дня всю дальнейшую судьбу. Ты тот – кем ты хочешь быть сам. И вот за это ты себя не любишь!

Можешь разрушать утром/ночью/в полдень/когда тебе угодно мои границы. Все! Ты можешь все! Границы против границ. Слова против слов. Человек, который противостоит себе не способен быть тем, кого ты любишь.

А затем мы просыпаемся; и снова мечтаем.

Они пытаются сломать мои двери, вынести их по кусочкам. Они пришли ко мне незаметно под вечер, уже ближе к ночи и теперь они просят меня отойти от важных дел и сна. Они вламываются, они кричат, под их шум невозможно понять желаний, которые пробиваются сквозь общий гул до меня. Снимают мои замки, их руки уже внутри, они шастают в моем доме, разбирают по частям мои стены. Их руки в следах остаются на моей кожи. Горит! Все тело горит и чешется. Заразив меня своею болезнью, они продолжали нести весь этот бред о несдержанности собственных мыслей. Но на деле - они в жажде падения, не долго думая, выпрыгнули из окон, и кровавые следы было последним, что они смогли оставить после себя.
Теперь на моем теле шрамы, расходятся по всей территории, расплываются за границы и пытаются изжить; строить на мне свои владения, где можно внести новые законы и свой политический режим.
Но я все еще в попытках что то исправить, починить эту ломаную дверь, не оставлять же ее так на милость каких то людей, которым так и ничего не осталось в жизни, кроме того, как волноваться за какого-то-иного-нез­накомого им человека. Белый цвет станет голубым, потому что именно он отражает состояния идеальной грусти на сегодняшний день. (Нет, мне не приходилось отдирать старую краску и вонзить свои руки в надломленные деревянные куски.). Белый определяет слишком много и сразу, на нем более заметно то, что происходит у твоих соседей, даже если на вид они приятные люди и по вечерам слушают старые песни о войне и любви. Поверхностно по частям, как заменитель, новый цвет ляжет и успокоиться, примет свою смерть во служение, кому то станет легче, например мне от резкого самоубеждения о том, что ничего не бывало здесь. Многие предлагали внести свои коррективы, сделать что то новое, что могло бы отвлечь. Разные цвета – смешать; и внести другой.
“Ты знаешь цвет, которого нет”. Я говорю ему абсурдные вещи, а он улыбается и кажется очень веселым, хотя знает, что эти слова одни из самых серьезных. Лучше использовать много цветов и сразу, лишь так можно закрасить все то, что ты считаешь отвратным. Когда они сольются в одно целое – ты перестанешь вспоминать о том, что когда то вместо них здесь был погром. У тебя должны быть мысли, как у клоуна, даже если ты не он, но ты должен думать о том, как развеселить себя в трудную минуту при потери интереса к собственной жизни. Но я думаю, что в данном случае я должен много всего, слишком много долгов, которые невозможно выплатить остаются на моей совести грязным пятном, а еще я молчу о том, что бывает, когда два цвета находят друг друга - непостижимая тайна, о которой нельзя говорить без стыда. Мой цвет – это серый, а какой его? Что я смогу сделать с его цветом, если он яркий или темный? Вместе мы создадим новый оттенок, но не иной цвет, ведь серый не знает, что значит быть создателем. Разрушение в его крови не такое сильное, как у черного, но он по прежнему пытается получить его, чего бы это не стояло.
Главное то, что серый отражается в твоих глазах и зеркале, что каждый раз ловит меня на кадр, когда я случайно прохожу мимо него.
Здесь слишком мало счастья, чтобы возмещать убытки тем, кому не жилось. Пусть они давятся стеклом или режут себя на части, чтобы в следующий раз мне не пришлось стать участником их летального шоу.

Я действительно не удивлен своему одиночеству, которое многие воспринимают как способ жизни для неудачника. На самом деле, эти люди так и не запомнили две вещи в своей жизни: пустое – может быть наполненным, а вечность не присуща человечеству. Это как персик, оставленный на столе не вовремя и не съеденный кем то в обеденный перерыв на работе. Он мог остаться в своей натуральной форме не так долго, со временем превращаясь в гниль. Есть два варианты выбора: отдать себя чужим зубам или дождаться так называемой фруктовой смерти. А впрочем, его уже смогли отделить от дерева, а значит, смерть он должен принимать как должное. Мы люди, но нас постигнет то же самое. Оторванные плоды земли, которые съедают себя сами или дают на то права другим или же ждут, пока постигнет участь их - становится пеплом в собственных костях.

- что значит быть гордым?
- не чувствовать своей вины, даже если она есть.
- а что значит быть смелым?
- не иметь страха перед чем то или кем либо.
- и каким лучше быть?
- в наше время – определенно гордым.

тогда я с гордостью поставляю любовь в свое сердце, как товар, что можно купить в любое время суток. без волнений за то, с чем мне придется столкнуться и к чему привести свою веру. без переживаний за беспорядок, который случится во мне и незаметно образует всецелый хаос, что начнет разрушать меня изнутри и постепенно разрушит каждую мою часть, даже пустоту, появившуюся из ничего. и, я не буду чувствовать своей вины за это.

холодные глаза океана на атласе моего мира
ты более, чем совершенен

(я люблю тебя)
! только тихо

скажи спасибо тому, кто ненавидит тебя - он думает о тебе все время.

- что значит быть гордым?
- не чувствовать своей вины, даже если она есть.
- а что значит быть смелым?
- не иметь страха перед чем то или кем либо.
- и каким лучше быть?
- в наше время – определенно гордым.

тогда я с гордостью поставляю любовь в свое сердце, как товар, что можно купить в любое время суток. без волнений за то, с чем мне придется столкнуться и к чему привести свою веру. без переживаний за беспорядок, который случится во мне и незаметно образует всецелый хаос, что начнет разрушать меня изнутри и постепенно разрушит каждую мою часть, даже пустоту, появившуюся из ничего. и, я не буду чувствовать своей вины за это.

усталость соединяет меня с кроватью. теперь мы находимся в непреодолимом никем союзе. невозможно спать/невозможно проснутся/невозможн­ость этому удивляться. посмотри, что ты делаешь со мной, хотя это лучше не видеть. сложив свои руки, я жду приходящей мимо, но сворачивающей ко мне, скорой смерти, но все, что случается – не может ее привести или меня к ней. здесь уже явно присутствует теория об удаче. мне хочется порезать себя на куски, но с обязательным условием – при свидетелях/за мной должны наблюдать все время/глаза каждого. иначе, кто будет громко кричать мне ”стой”, молить меня ”остановись”, рваться с места, бежать ко мне со своей силы, пытаться спасти! и? успеть. я желаю отрезать себе язык, чтобы больше не произносить то, что не имеет смысла (мне не кажется?). такие затраты в последние дни мне очень близки, хотя раньше пытались как можно дальше отстранится от своего участия. у меня была не оригинальная идея на счет уха, но я так боюсь слышать ”ван гог” со стороны, как реакцию на предыдущий вопрос ”что случилось?”. нужно найти что то свое, даже если это слишком ужасно воспримут другие. порезы осыпаются на мои руки, и каждый теперь будет думать при встрече со мной “что было с ним?”. но я знаю, я точно знаю, что ты это не любишь, а я не настолько больной, чтобы творить подобное. я знаю, что ты все еще по прежнему нуждаешься в моей жизни, в моем теле. так позволь же тебе напомнить, чего это стоит, пока не успели вернуться следы, что смогут покончить со всем этим в своей первый и единственный раз, что предоставится им в жизни.